11°C Монреаль
пятница, 19 апреля

Эмиль Неллиган: «...святая экзальтация страстей»

25 февраля 2021 • Мы здесь живем

 Эмиль Неллиган: «...святая экзальтация страстей»
Эмиль Неллиган. Фото: ville.montreal.qc
Московский журнал «Иностранная литература» опубликовал в своем февральском номере новую подборку стихов Эмиля Неллигана.

Это старейшее и, благодаря качеству публикуемых материалов, высокопрестижное периодическое издание не в первый раз обращается к франкоканадской поэзии и ее классику – Эмилю Неллигану.
Впервые четыре стихотворения Неллигана, среди которых – знаменитый «Золотой фрегат», появились на страницах ИЛ в мае 1999 г. и были переведены женевским переводчиком Романом Дубровкиным. Краткое предисловие к ним написала Ирина Кузнецова. Так состоялось знакомство российского (и русскоязычного) читателя с творчеством этого яркого поэта.

Девять лет спустя, когда увидел свет специальный номер журнала (ИЛ, No 11, 2008), полностью отданный квебекской литературe, в нем, конечно, нашлось место и для новой подборки стихов Неллигана, переведнных Дубровкиным. 

Следующий аккорд в русской неллиганиаде прозвучал в связи с выходом в свет антологии квебекской поэзии. В марте 2011 г. в серии «Библиотека зарубежного поэта», созданной в 2005 г. благодаря таланту и энергии поэта-переводчика Михаила Яснова (к глубокому прискорбию, он скончался 27 октября 2020 г.), в издательстве «Наука» санкт-петербургского отделения Российской Академии наук увидели свет «Поэты Квебека». 740-страничный том в малахитовом переплете с золотым теснением содержал стихи и публицистику 44 поэтов XIX-XXI вв. и среди них, конечно, заслуженное место было уделено творчеству Эмиля Неллигана. 

Переводчиков Неллигана было трое – Роман Дубровкин (г. Женева), Татьяна Могилевская (г. Квебек) и Михаил Яснов (г. Санкт-Петербург). Очерк «Неллиган и его творчество» поэтического наставника и первого издателя стихов Неллигана Луи Дантена перевела автор этих строк. 

И вот – новая серия переводов стихов Неллигана. 

Несколько слов о Дубровкине, которого поправу  можно считать  первооткрывателем и главным знатоком твор­чества Неллигана. Роман Дубровкин родился 26 июля 1953 г. в г. Уфе. Окончил переводческий факультет Горьковского педагогического института. Член Московского отделения Союза писателей СССР. Защитил диссертацию в Женевском университете, где преподавал до 2018 г. Публиковал переводы с английского, французского, немецкого, итальянского, новогреческого – переводил Г. Гейне, Э. По, Г. Лонгфелло, Р. Киплинга, П. Ронсара, В. Гюго, А. Рембо, Э. Верхарна, Ф. Петрарку, Т. Тассо, Микеланджело, К. Кавафиса, Й. Сефериса, Я. Рицоса и многих других поэтов, автор нескольких книг в области литературоведения. Лауреат премии «Мастер» (2014). В 2020 г. в санкт-петербургском «Издательстве Ивана Лимбаха» вышла поэма Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим» в его переводе. 

В интервью, опубликованном в январе в швейцарской «Нашей Газете», Дубровкин подробно рассказал о своем творческом пути и в заключение отметил: 

«Как это ни удивительно, но и в России, и во всем русскоязычном мире существует огромное количество людей, читающих поэзию. Это уникальное явление. В интернете – в «Живом журнале» и на различных чатах – я не раз наталкивался на отзывы о своих переводах, на споры о них, на обсуждения, в которых участвуют совершенно не знакомые мне люди в далеких незнакомых городах. Внимание, уделяемое стихам и стихотворным переводам, огромное – вы посмотрите на сегодняшние бурные дебаты в интернете о «Божественной комедии» Данте, это же невероятно! В России поэзию любят как нигде, поэтические чтения собирают залы, происходит истинное духовное общение. В СССР книги, в которых я участвовал, издавались тиражами от 25 до 75 тыс. экземпляров, ни одну сейчас невозможно найти. Тома «Библиотеки всемирной литературы» расходились полумиллионным тиражом. И молодежь до сих пор, вопреки бытующему мнению, читает стихи, поверьте мне, читает вдумчиво и неравнодушно».

С любезного разрешения журнала «Иностранная литература» мы публикуем стихи Неллигана в переводе Р. Дубровкина, приведенное ниже предисловие к которым по просьбе редакции журнала было написано  автором этих строк.

“Его характер удивительно соответствовал его очаровательной и необычной внешности. Ирландец по отцовской линии и франкоканадец по материнской, он сам ощущал в себе смешение двух кипящих кровей. Он обладал живым умом и дьявольским темпераментом галла, который при этом легко впадал в отчаяние, происходящее из мечтательного мистицизма и мрачной меланхолии кельтского барда. Представьте себе, какая пламенная и взрывная душа родилась из этого смешения! Как ослепителен в ней порыв, внутреннее усилие, борьба, иллюзия и сердечная мука! И затем вообразите эту душу, обреченную на одиночество, как бы замурованную в саму себя. А значит, не предрешен ли был взрыв, приведший в итоге к безумию?”

Эти образные и вместе с тем точные слова относятся к франкоканадскому поэту Эмилю Неллигану и принадлежат перу его наставника — литератора и издателя Луи Дантена (1865—1905). Именно Дантен (наст. имя — Эжен Сирс) способствовал публикации первого сборника cтихов поэта, вышедшего в 1904 году в монреальском издательстве “Бошмен”, и написал к нему предисловие. Оформленная в стиле art nouveau книжечка, объединившая 107 стихотворений, разошлась по буржуазным салонам.

Прошло время, и ныне Неллиган и его творчество превратились в предмет обожания восьмимиллионной квебекской нации, на протяжении более чем четырех столетий последовательно отстаивающей право на свою лингвистическую и культурную самобытность. Достаточно приехать в провинцию Квебек, чтобы убедиться: Неллигана здесь знают все!

Его имя — в названиях улиц и площадей, школ и библиотек. В самом сердце квебекской метрополии, старом Монреале — месте притяжения туристов, — есть отель и ресторан “Неллиган”. Художники (среди них видный абстракционист ХХ века Жан-Поль Риопель) посвящают его творчеству свои графические и живописные работы, а композиторы продолжают писать на его стихи романсы. Тридцать лет назад самый известный квебекский драматург Мишель Трамбле сочинил на музыку Андре Ганьона либретто оперы “Неллиган”. Этот спектакль о трагической жизни поэта и его ярком творческом взлете, продлившемся, однако, так недолго, идет на монреальской сцене с неизменным успехом. Изучение Неллигана входит в обязательную школьную программу.

Чем объяснить нынешний культ этого поэта-одиночки, поэта-декадента в то время как поп-культура уже давно и безраздельно господствует на просторах Северной Америки?

Представьте себе молодого человека, родившегося в 1879 году в заснеженной и скованной льдами Канаде, который, открыв для себя творчество “проклятых поэтов” из далекой Франции, осознает с ними свое редкое духовное родство! Эмиль Неллиган становится страстным почитателем Бодлера, Верлена и Рембо, с которым к тому же иные находят у него внешнее сходство. Неллигану близка их тоска по гармонии и понятна горечь от ее недосягаемости, однако, следуя за своими кумирами, он не станет их слепым эпигоном.

В его творчестве, в частности, найдет место образ, важный для понимания национального мировосприятия: это северная зима как источник “расцветающей скорби” в “иниевом саду”, когда поют “февральские птицы”.Неллигановский шедевр “Зимний вечер”, в котором причудливо соединено несочетаемое, ныне входит в классику мировой франкоязычной поэзии. Но помимо таланта были ли обстоятельства, предопределившие эстетичекий выбор и судьбу поэта? Безусловно, да.

Выходец из монреальской двуязычной семьи, Эмиль Неллиган, по свидетельствам очевидцев, с раннего детства конфликтовал со своим отцом – строгим чиновником, говорившим по-английски. Всей своей трепетной душой мальчик благоволил к матери, нежной и понимающей женщине. Ее родным языком был французский, да и назвали Эмиля в ее честь. Кстати, этим фактором (“эдипов комплекс”) сторонники фрейдизма объясняют неодолимую тягу молодого поэта к французскому культурному началу как таковому. К своему счастью, это влечение он смог удовлетворить, посещая Монреальскую литературную школу – салон, где собиралась франкоязычная богема: поэты и артисты, многие из которых, как и он, искали в творчестве и жизни бодлеровское “опьянение”. Именно там, в долгих вечерних сумерках, при свете свечей и за бутылкой провансальского вина, шли обсуждения только что прочитанных стихов. Звучали скрипичная и фортепианная музыка, но также порой закипали нешуточные страсти. Эмиль вожделел одних и вызывал зависть других: он был на редкость хорош собой...

Буйный темперамент Неллигана и, как следствие, порой непредсказуемые поступки, зачастую ставящие в тупик благонравных католиков, опредлявших образ жизни французской Канады, приведут поэта к насильственной госпитализации. Его, девятнадцатилетнего, поместят в психиатрическое отделение монреальского приюта Сен-Жан-де-Дье, в котором ему будет суждено оставаться сорок два года до самой смерти. Неллиган не напишет там ни строчки. Близкие, навещавшие его, засвидетельствуют: их Эмиль никогда уже не выйдет из состояния отрешенности. И это насильственное заточение станет еще одним звеном квебекской легенды, позволившей говорить о Неллигане как о поэте со сломанной судьбой, как о трагической жертве. Но чьей? Жестокого англоязычного отца, решившего “скрутить” сына, сочиняющего по-французски? Консервативного общества? Или самого себя?..

“Невроз – чудовищное божество, которое дарит талант, но и влечет смерть, – унес жизнь бедного поэта, – таков будет ответ Луи Дантена. – Щедро одаренный с детства, Неллиган пал его жертвой, как в свое время случилось с Эжезипом Моро, Мопассаном, Бодлером, да и многими другими творцами, на которых он так мечтал походить. Невроз убил Неллигана и в конце концов убьет всех мечтателей, скорбно склонившихся сегодня у его священного алтаря”.

Творческая близость Дантена с Неллиганом по прошествии лет позволили некоторым исследователям выдвинуть сенсационную гипотезу: а не сам ли Дантен написал за Неллигана его чудесные стихи? Уж слишком молод и неопытен был тогда поэт, а тридцатидевятилетний Дантен, напротив, отличался огромной литературной эрудицией и жизненным опытом. Да и почему Неллиган не оставил больше ни строчки

Этот и другие вопросы легли в основу 450-страничной монографии литературоведа Иветт Франколи “Le Naufragе du Vaisseau d’Or” (“Пропавший с борта ‘Золотого фрегата’”) (Монреаль, 2013). Впрочем, проведенный Франколи подробный текстуальный анализ, а так же полученные ею выводы не смогли поколебать абсолютного культа Эмиля Неллигана, давно утвердившегося в Квебеке.

Его свидетельством, среди прочего, является и следующий символический жест: в 2003 году, в рамках культурного обмена между двумя северными столицами, Квебек передал в дар Санкт-Петербургу бюст поэта, который ныне украшает пересечение Московского проспекта и 4-й Красноармейской улицы. Благодарный Петербург отправил в Квебек бюст А. С. Пушкина (его установили в саду у здания Национального собрания).

Тем самым было еще раз подтверждено, что именно поэты остаются наилучшими посланниками народов, по-прежнему доверяющих им, поэтам, самое сокровенное и возвышенное.

ЗОЛОТОЙ ФРЕГАТ
Сверкая золотом бортов, летел Фрегат,
Дул ветер в паруса, и под стрелой бушприта
Смотрела дерзко вдаль нагая Афродита,
К неведомым морям спешил он наугад.

 Но океанский шквал, под пение Сирены,
В предательской ночи разбил его о риф,
К соленым пропастям дорогу проторив,
Недвижным гробом лег обломок жизни бренный.

Неврозу и Тоске сокровища твои
Достанутся, Фрегат, в подводном забытьи,
Шпангоуты в морских глубинах бесполезны.

 Ты сердцу моему, скиталец золотой,
Сродни крушеньями, ответь, в какие бездны
Оно под грохот бурь затянуто Мечтой!

 

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ
В кладбищенской ночи протяжно скрипка стонет,
И томной жалобой ей вторит звучный рог,
Бездомных сильфов плач в зеленом склепе тонет,
И тисы высятся крестами у дорог.

Лишь ветер, бодрствуя, во тьме листву колышет.
В лучах опаловой луны, среди ветвей,
Защелкал, засвистел мечтатель-соловей,
И все во мне тоской и сокрушеньем дышит.

В траве трещат сверчки, как будто в тишине
Субботу празднуют в пещере эльф и гоблин,
И снова сердцу в такт небесный свод раздроблен.

Но замирает мрак в бездонной вышине:
Великолепна ночь в своем величье важном,
Пока не запоют пичуги утром влажным.


МЕЛОДИЯ РУБИНШТЕЙНА
Мы дальнее многоголосье слышим,
Но точный смысл его непостижим.
Так душу горьким облекло гашишем,
Что горя не открыть сердцам чужим.

Мы усыпляющей надеждой дышим —
Прикосновение, удар, нажим, —
Мы по меандрам нервов круг опишем,
Над бездной, как по клавишам, бежим.

Сердцам, живущим ради Идеала,
Мелодия восторги навевала,
И не было сочувствия святей.

Под меланхолию аккордов ровных
Припомнилась нам в ариях любовных
Святая экзальтация страстей.

Автор: Людмила Пружанская

Новости Монреаля: получайте самую важную информацию первыми

* indicates required